Сосредоточенно работая над тетралогией, Вагнер создал также ряд литературных трудов, среди которых выделяются два: обширная статья «О дирижировании» (1869) и книга «Бетховен» (1870), написанная по случаю столетия со дня рождения Бетховена. Кроме того, между 1865 и 1870 годами Вагнер по предложению короля Людвига диктовал Козиме свою автобиографию.

Статья «О дирижировании» представляет несомненный интерес и может служить настольной книгой для дирижеров. Можно не соглашаться со слишком резкими нападками на то, как дирижируют Мендельсон и его последователи, которых Вагнер обвиняет в чрезмерно быстрых темпах, в поверхностности, в смягчении акцентов и контрастов. Но то, что он пишет в этой статье о верном темпе как основе правильного исполнительства, ссылаясь на симфонии Бетховена, глубоко поучительно.

Что же до книги «Бетховен», то надо признать, что она не столько раскрывает сущность и значение творчества Бетховена, сколько является изложением мировоззрения самого Вагнера в этот период, его взглядов на сущность музыки. И творческий облик Бетховена, подгоняемый под субъективные, идеалистические, метафизические, национально-шовинистические взгляды Вагнера, сдобренные философией Шопенгауэра, в этой книге искажен. Получается парадоксальная картина: замечательный дирижер, гениальный интерпретатор симфоний Бетховена, показавший миру всю мощь и величие Девятой симфонии, стал на ложный путь в эстетическом и философском осмыслении творчества создателя этой симфонии. Если книга чем-то полезна, то больше - для знакомства с мировоззрением самого Вагнера, чем для действительного постижения творчества композитора, которому она посвящена.

Вагнер пишет, что Бетховен впервые проник в глубочайшую сущность музыки. Гайдн и Моцарт, считает он, при всем их величии были еще скованы рамками старых форм - инструментальной сонаты и оперной арии. Бетховен, пользуясь теми же формами, расковал музыку и дал людям проникновение в ее мир, поднял ее над просто красивым, ввел ее в сферу идеального и возвышенного.

Но при этом выдвигается мысль, что Бетховен достиг всего путем ясновидения, и в этой связи приводится известное высказывание Шопенгауэра о том, что музыкант изрекает величайшую мудрость на языке, непонятном его разуму, то есть исключается участие интеллекта в создании музыкального произведения и все сводится к чистой интуиции, к божественному озарению. Много места Вагнер также отводит теории сновидений и значению их в творчестве композитора. Все это, конечно, идеализм и мистика.

Несмотря на несправедливое, антиисторическое умаление Гайдна и Моцарта, нельзя не согласиться с вагнеровской характеристикой Бетховена как композитора, раскрывшего в своей музыке мир философски-возвышенного. Однако тут же, на многих страницах своей книги, Вагнер пишет, что бетховенский гений мог быть рожден только «германским духом», который призван через музыку Бетховена осчастливить мир.

Не будем подробно излагать содержание этого многословного тяжеловесного труда, упомянем только, что автор говорит здесь о благотворной роли христианства в развитии искусства, а какой беспощадной критике он подвергал христианство в работе «Искусство и революция»!

Несомненный интерес в этой работе представляют образные описания произведений Бетховена. Так, вдохновенные строки посвящены квартету cis-moll op. 131, который Вагнер представляет как один день жизни Бетховена.

Интересно говорит Вагнер о теме Радости на слова Шиллера из Девятой симфонии Бетховена - как о безыскусно-наивной, чистой мелодии, рожденной в роднике народном, об увертюрах «Кориолан» и «Леонора». Последняя, по словам Вагнера, заключает в себе совершеннейшую драму.

Не лишено интереса, хотя и не бесспорно, сопоставление Бетховена с Шекспиром. «Шекспировское» в творчестве Бетховена неоднократно было предметом эстетических суждений. Общее у Бетховена и Шекспира Вагнер видит в резкости и отчетливости образов: драматических характеров у Шекспира - мотивов и тем у Бетховена. И тут же композитор соскальзывает в область мистики, утверждая общность Бетховена и Шекспира якобы в присущем им обоим «духовидении», то есть, по Шопенгауэру, «ясновидении сомнамбулы» при бодрствующем мозге. Так, в книге Вагнера каждое, даже правильное утверждение более общего и более частного характера тонет в идеализме, мистике, метафизике, и все это подчинено реакционной шовинистической идее о каком-то особом, вечном и неизменном «германском духе», выразителем которого якобы был Бетховен.